Капиталистическое развитие последних десятилетий с необыкновенной быстротой аккумулирует громадные массы «капитальных ценностей». Накопленная прибавочная ценность притекает - благодаря развитию всевозможных форм кредита - и к лицам, не имеющим отношения к производству; число этих лиц всё возрастает и образует целый общественный класс - класс рантье. Эта группа буржуазии не составляет, правда, общественного класса в настоящем смысле этого слова; она есть лишь известная группа в рядах капиталистической буржуазии; но тем не менее она развивает некоторые, только ей свойственные черты «общественной психологии». С развитием акционерных компаний и банков, с созданием целой грандиозной отрасли торговли ценными бумагами, появляется и укрепляется эта общественная группа. Сфера её экономической жизни есть по преимуществу сфера обращения, главным образом, обращения ценных бумаг, фондовая биржа. Но - что для нас наиболее важно - и внутри этой группы лиц, живущих на доход от владения ценными бумагами, имеется ряд оттенков, причём крайним типом является слой, который стоит не только вне производственной жизни, но и вне процесса обращения. Это - прежде всего, владельцы ценных бумаг с твёрдым курсом: государственной ренты, облигаций различных видов и т. д., а затем лица, употребившие свои капиталы на покупку земли и имеющие постоянный и прочный доход. Тут уже нет участия и в тревоге биржевой жизни; если владельцы акций, которые так тесно связаны с треволнениями спекуляции, каждый день могут потерять всё, или, наоборот, быстро взлететь вверх; если они, поэтому, живут жизнью рынка, начиная от активной деятельности на бирже и кончая чтением биржевых бюллетеней и коммерческих газет, то группы, имеющие твёрдый доход, перестают быть связанными и с этой стороной общественно-экономической жизни, они выходят уже и из сферы обращения. И опять-таки: чем сильнее развита система кредита, чем она эластичнее, тем большая возможность имеется «ожиреть» и «быть ленивым и бездеятельным». Об этих возможностях заботится сам капиталистический механизм; делая социально бесполезными организаторские функции значительного числа предпринимателей, он выбрасывает в то же время из непосредственной хозяйственной жизни эти «бесполезные элементы» - они откладываются на её поверхности, по очень меткому сравнению Зомбарта, как «блёстки жира на супе».

При этом нужно заметить, что владельцы бумаг с твёрдым курсом представляют не только не уменьшающийся, но всё растущий слой рантьерской буржуазии: «Буржуазия превращается в рантье, которые вступают в подобные же соотношения с крупными финансовыми учреждениями, как и с государством, чьи долговые обязательства они получают; там и здесь им платят, и они ни о чем более не беспокоятся. Поэтому, конечно, весьма сильно должно увеличиться стремление буржуазии передавать своё имущество государству… Государство выказывает при этом признанное преимущество большой надёжности. Акция, во всяком случае, обладает такими шансами на прибыль, каких не знают государственные бумаги, но зато у неё есть и грандиозная возможность проигрыша. Необходимо констатировать, что буржуазия ежегодно производит значительный излишек капитала; но даже во время высокой промышленной конъюнктуры только незначительная часть из него идёт на эмиссию акций, гораздо большая же часть находит себе приложение в государственных долгах, коммунальных долгах, гипотеках и прочих ценностях, приносящих твёрдый процент».

Этот слой буржуазии является паразитической буржуазией по преимуществу и развивает такие «душевные особенности», которые сильно роднят его с разлагающимся дворянством конца «старого режима» и с верхушками финансовой аристократии того же периода. Самой характерной чертой этого слоя, резко отделяющей его как от пролетариата, так и от буржуазии иного типа, является, как мы видели, его отчуждённость от хозяйственной жизни; он не принимает непосредственного участия ни в производственной деятельности, ни в торговле: его представители часто даже не стригут купонов. Наиболее обще можно поэтому определить сферу «деятельности» таких рантье, как сферу потребления. Потребление есть основа всей их жизни, и психология «чистого потребления» сообщает этой жизни её особый «стиль». «Потребляющий» рантье имеет перед глазами исключительно верховых лошадей, ковры, душистые сигары, токайское вино. Если ему случится говорить о труде, то он говорит наиболее охотно о «труде» по срыванию цветов или о «труде», затраченном на покупку театрального билета. Производство, труд, затраченный на получение материальных благ, лежит вне поля зрения и представляется поэтому чем-то случайным; о настоящей активной деятельности нет и речи; вся психология окрашена в пассивные тона: философия, эстетика таких буржуа чисто созерцательна: в ней нет действенных элементов, которые так типичны для идеологии пролетариата. Последний живёт именно в сфере производства, непосредственно сталкиваясь с «материей», которая для него превращается в «материал», в объект труда; он непосредственно наблюдает гигантский рост производительных сил капиталистического общества, новую, всё развивающуюся машинную технику, которая позволяет выбрасывать на рынок всё большие массы товаров, цена которых на рынке тем больше падает, чем шире и глубже идёт процесс технических усовершенствований. Для пролетария, таким образом, характерна его психология производителя. Наоборот, психология потребителя - такова основная характеристика жизни рантье.

Далее. Выше мы видели, что тот общественный класс, о котором идёт речь, является продуктом деградации буржуазии, деградации, стоящей в связи с утратой ею социально-полезных функций. Это своеобразное положение класса «в производственном процессе», когда он стоит вне производственного процесса, влечёт за собой создание особого социального типа, который характеризуется своей, так сказать, асоциальностью. Если буржуазия с детских пелёнок была индивидуалистична, ибо основа её жизни - хозяйственная ячейка, борющаяся с другими за своё самостоятельное существование в жестокой конкурентной борьбе, - то этот индивидуализм у рантье ещё более обостряется. Рантье не живёт вовсе общественной жизнью - он стоит в стороне от неё; социальные связи распадаются, даже общие задачи класса не могут спаять распылённые «социальные атомы». Пропадает интерес не только к «капиталистическим предприятиям», но и ко всему «социальному» вообще. Идеология такого слоя по необходимости глубоко индивидуалистична; его эстетика особенно резко выражает этот индивидуализм: всё, что затрагивает социальные темы, eo ipse становится «нехудожественным», «грубым», «тенденциозным».

Совершенно иначе складывается психология пролетариата. Он быстро сбрасывает с себя индивидуалистическую шелуху тех классов, откуда он выходит: городской и сельской мелкой буржуазии. Запертый в каменных мешках больших городов, концентрированный на местах общей работы и общей борьбы, пролетариат вырабатывает психологию коллективизма, максимального чувствования социальных связей; только на самых ранних ступенях развития, когда пролетариат ещё не сложился как особый класс, заметны индивидуалистические тенденции, - затем они исчезают бесследно. Таким образом, пролетариат развивается здесь в направлении, прямо противоположном развитию рантьерской буржуазии: если у него психология формируется, как психология коллективизма, то развитие индивидуалистических настроений есть один из основных признаков буржуазии. Обострённый индивидуализм - вторая характерная особенность рантье.

Наконец, третьей чертой рантье, как и всякого буржуа, является боязнь пролетариата, боязнь близящихся социальных катастроф. Смотреть вперёд рантье не может; его «житейская философия», наоборот, сводится к лозунгу: «лови момент», «carpe diem»; его горизонт не простирается дальше настоящего; если он «мыслит» о будущем, то он строит его исключительно по типу настоящего; он или не может психологически представить себе таких времён, когда ему подобные не будут получать никакого дохода от своих ценных бумаг, или в ужасе закрывает глаза перед такой перспективой, бежит от грядущего и старается не видеть в настоящем зародышей будущего; его мышление глубоко неисторично. Ничего общего с этим консерватизмом мышления не имеет психология пролетариата. Развёртывающаяся классовая борьба ставит перед ним задачу преодоления теперешней общественно-хозяйственной системы; он не только не заинтересован в сохранении социального status quo, но, наоборот, заинтересован в его нарушении; он живёт в значительной степени будущим, и даже задачи настоящего оценивает с точки зрения будущего. Его мышление вообще и его научное мышление в частности носит поэтому ярко выраженный динамический исторический характер. Такова третья антитеза рантьерской и пролетарской психологии.

Эти три черты «общественного сознания» рантье, вытекающие непосредственно из его «общественного бытия», отражаются и на высших ступенях «сознания», на его научном мышлении. Психология всегда является базисом для логики: чувства и настроения определяют общий уклон мысли, те точки зрения, с которых рассматривается и логически обрабатывается окружающая действительность. Если отдельное положение какой-нибудь теории, взятое изолированно, даже при самом внимательном анализе может не обнаруживать своей социальной подкладки, то последняя всегда становится ясной, если мы выделим отличительные признаки данной теоретической системы, её общие углы зрения; тогда каждое отдельное положение получит новый смысл как необходимое звено общей цепи, которая облегает жизненный опыт того или другого класса, той или другой общественной группировки.